Из дневника Юры Рябинкина

Декабрь, 1941 год

"Каждый прожитый мною день приближает меня к самоубийству… выхода нет. Тупик… Голод. Страшный голод.… Какой страшный голод! Но я хочу жить! Я потерял свою честность… я постиг свой удел… Сегодня, возвращаясь из булочной, я взял довесок хлеба от мамы и Иры граммов в 25 и укромно съел… Я скатился в пропасть, названную полнейшим отсутствием совести, бесчестием и позором… Я недостойный сын своей матери".

3 января, 1942 год

"Я хочу так страстно жить, веровать, чувствовать. Но смерть, смерть прямо в глаза… Я весь обовшивел… Что мне делать, о Господи? Я ведь умру, умру, а так хочется жить, уехать, жить… Нет никакой надежды".

Из дневника Вали Мироновой

17 января, 1942 год

"Сегодня мама мне сказала, что я не только похудела, но и начала стареть. Неужели моя молодость пройдет так быстро, в таких жутких условиях? Мне еще так хочется жить, работать в пользу человечества, любить. Хочется видеть счастливую жизнь, видеть Колю, Лелю, а главное маму, не гнущуюся под тяжестью труда, а отдыхающую и поджидающую своих детей дома, в тепле и с сытным обедом. Она это давным-давно заслужила, и в ее года нужно уже как можно меньше переживать. А все получается наоборот…".

Из дневника Лены Мухиной

13 февраля, 1942 год

"Когда я утром просыпаюсь, мне первое время никак не сообразить, что у меня действительно умерла мама. Кажется, что она здесь, лежит в своей постели и сейчас проснется, и мы будем с ней говорить о том, как мы будем жить после войны. Но страшная действительность берет свое. Мамы нет! Мамы нет в живых. Нет и Аки. Я одна. Прямо непонятно! Временами на меня находит неистовство. Хочется выть, визжать, биться головой об стенку, кусаться! Как же я буду жить без мамы. А в комнате запустенье, с каждым днем все больше пыли. Я, наверно, скоро превращусь в Плюшкина…".

5 марта, 1942 год

"Мамочка, мамуся, ты не выдержала, ты погибла. Мамуля, мамончик, милый дружочек мой. Боже, как жестока судьба, ты так хотела жить. Ты умерла мужественно… Эти последние дни, 5, 6, 7 февраля, мама почти совсем со мной не разговаривала. Она лежала, закрывшись с головой, очень строгая и требовательная.

Когда я бросилась со слезами к ней на грудь, она отталкивала меня: "Дура, что ревешь. Или думаешь, что я умираю". – "Нет, мамочка, нет, мы с тобой еще на Волгу поедем". – "И на Волгу поедем, и блины печь будем. Вот давай-ка мы лучше на горшок с тобой сходим. Ну-ка, сними одеяло. Так, теперь сними левую ногу, теперь правую, прекрасно". И я снимала с кровати на пол ноги, когда я дотрагивалась только до них, это ужасно. Я понимала, что маме осталось недолго жить. Ноги – это были как у куклы, кости, а вместо мышц какие то тряпки".

Из дневника врача Израиля Назимова

14 февраля, 1942 год

"Как приспосабливается человек. Враг бросает фугасные бомбы – человек прячется в бомбоубежище; начинается артиллерийский обстрел – человек прячется на необстреливаемой зоне или падает на землю; прекращена подача электротока – появились свечи, импровизированные светильники, различные растительные масла и пр.; не стало воды – приступили к таянию снега, использованию различных водоемов и пр.; не работает центральное отопление – отепляются железными печами, буржуйками, кирпичными лежанками; прекратились радиопередачи – информацию получаем через связных; прекратилась телефонная связь – установлена живая связь; не стало продуктов – пошли в ход дуранда, кожа, клей, казеин, целлюлоза, хлопок, кишки, конина, кошки, собаки, горчица и многое другое. Человек борется за жизнь. Он хочет жить и не останавливается ни перед чем, вплоть до людоедства. Сильный побеждает, слабый погибает. Таков закон".

Из дневника врача Екатерины Прокофьевны Глинской

12 декабря, 1941 год

"Так хочется жить, поднять на ноги малышей *****, хоть немного пожить по-человечески. Не хочется по-звериному. Не хочется умирать с голода. Можем прожить две недели – это последнее, после этого смерть. Правда, легкая смерть, но ведь это смерть. Конец, амба".

27 декабря, 1942 год

"Вторая зима в Ленинграде, в блокаде. Прошлую зиму не думала, что и вторую зиму буду жить здесь. Живу. Как не похожа эта зима на прошлую. Основная разница – в прошлую зиму каждый день нес уныние, тоску смерти, смерть. Город разрушался, научная жизнь не существовала, мертвецы бродили по улицам среди пожара и пепелища. Эта зима – каждый день несет радостные вести с фронта. Есть свет, есть тепло, есть прожиточный минимум. Заработали научные общества и общественные организации, хотя больных много еще. Дистрофия в городе не исчезла, и смертность пока велика, но дует другой ветер, ветер бодрости, и это – много.

На улице сейчас дождь. Беспокоит одна мысль: если Ладога не встанет долго, то возникнут перебои с питанием. Но это только два месяца – январь, февраль, март уже будет теплый. Черт побери, хочется жить!".

9 июля, 1943 год

"Чудесные белые ночи. Всю ночь можно читать. Часов с 11 поднимают аэростаты воздушного заграждения, и они на фоне серо-голубого неба плавают в эфире, как дельфины. Чудесные дни и ночи, только бы жить! Хочется побродить по Неве, хочется жить. Идет выдача медалей "За оборону Ленинграда".

Из дневника Ангелины Ефремовны Крупновой-Шамовой

1943 год

"Схватки уже нетерпимые. Дети спят в комнате, я стою в корыте, в Костиной рубахе. Он – напротив меня, ножницы наготове… Уже держит твою головку, уже ты у него на руках… Лицо у него светлое… Я беру тебя на руки. Он режет пуповину, смазывает йодом, завязывает. Рядом ванночка. Льет на головку воду – голова у тебя волосатая. Орешь, дети вскакивают, отец им кричит: "На место!". Заворачивает тебя, несет на кровать…

Я моюсь, Костя берет меня на руки и тоже несет на кровать. А сам выливает из емкостей воду, моет пол, моет руки и приходит смотреть, как ты спишь в кроватке. Потом подходит ко мне, гладит по голове, желает спокойной ночи, идет спать на кухонную скамью… Луна за окном огромная…

Утром муж говорит мне: "Всю ночь не спал, слушал, как сопит дочь. И надумал: давай назовем ее Надеждой и будем думать, что нас ждет Надежда и радость".

Весна, 1945 год

"Наконец весна 1945 года. Неужели пережили войну?.. Наденьку я еще грудью кормлю. Ходим на залив всей семьей. Отец и сыновья ловят рыбу: окуньков, а то и судаков. Мелко: рыба возле камней собирается, а со стороны Кронштадта – дымка, морские саперы очищают фарватер от мин. Рыбы много – целый противогаз мелочи соберем, а крупную – на ветку нанижем и несем через плечо. Берега пустынные, ни души, а песок горячий… Купаемся, и младшую Наденьку в водичку опускаем (она рано пошла, в десять месяцев). Веселая, прыгает, возится, визжит, хочет поймать рыбку, а та убегает. Дети смеются, и нам с отцом – хорошо…".

Блокада Ленинграда была полностью снята 27 января 1944 года. Этот день является Днем воинской славы России.