Вильнюсское гетто сформировали в августе 1941 года. Оно просуществовало до осени 1943 года. В этот период некоторым узникам удавалось вести дневники, которые впоследствии дошли до общественности. На основе этих записей портал Baltnews.lt собрал информацию о праздновании Нового года.
1941–1942 год
В конце 1941 года в Вильнюсском гетто начала работать почта. Роль ее, отмечается в книге "Я должна рассказать…", была очень ограниченной, поскольку евреям были запрещены самостоятельные контакты с внешним миром:
"Почта продавала знаки почтовой оплаты, пересылала письма на главный почтамт, получала оттуда письма, предназначенные евреям, и вывешивала на улице списки лиц, на имя которых они получены. Вскоре всякая переписка с гетто была приостановлена, в апреле 1942 года почта как таковая перестала существовать вовсе".
1 января 1942 года в Вильнюсском гетто был распространен призыв подпольной молодежной организации оказать вооруженное сопротивление. Ее автор – один из лидеров подпольщиков, израильский поэт и прозаик Абба Ковнер.
"Не дадим вести себя, как овцы на заклание!
Еврейская молодежь, не верь обманщикам. Из восьмидесяти тысяч виленских евреев уцелело всего двадцать. На наших глазах увели наших родителей, братьев, сестер. Где сотни людей, захваченных городской полицией, якобы для отправки на работу? Где женщины и дети? Куда делись все евреи, уведенные из синагог в день Йом Кипура? Кого увели из гетто, тот никогда больше не вернется, потому что все дороги из гестапо ведут на Понары, а Понары – это смерть. Понары – это не лагерь. Там всех расстреливают. Гитлер задумал истребить всех евреев Европы. На нас пал первый жребий! Не дадим вести себя, как овцы на заклание! Правда, мы слабы и не можем рассчитывать на помощь извне, но единственный достойный ответ врагу – сопротивление! Братья! Лучше погибнуть свободными борцами, чем покориться и жить по милости убийц. Будем бороться до последнего вздоха".
Настроение в Вильнюсском гетто было подавленным, каких-либо упоминаний о праздновании Нового года и пожеланиях нет. 15 января в нем был открыт театр, который, по идее, мог хотя бы на некоторое время отвлечь узников от тягостных мыслей. Однако некоторые разделяли иной взгляд на подобные культурные мероприятия:
"Я чувствую себя задетым, лично задетым всем этим, уже одной только праздничностью представления. В каждом гетто можно себя развлекать; практицирование искусства дело, несомненно, хорошее. Но здесь, в столь печальной ситуации Виленского гетто, в тени Понар, когда из 76 тысяч виленских евреев в живых осталось только 15 тысяч – здесь и в этот момент это позор. Это задевает все наши чувства. Как мы знаем, подлинным инициатором вечера является еврейская полиция. Кроме того, важные гости, немцы, обещали пожаловать на концерт. Люба Левицкая, блистательная еврейская певица, даже пытается разучить несколько немецких песен. Не может быть театра на кладбище", – писал Герман Крук.
1942–1943
31 декабря в Вильнюсском гетто "состоялась богатая свадьба начальника "Торвахе" Леваса и дочери некоего Кушнера", указано в книге "Я должна рассказать…". Аналогичные данные приведены и в книге "Евреи в Вильно":
31 декабря состоялась свадьба начальника "Торвахе", воротной стражи гетто, Леваса и дочери некоего Кушнера. Свадьба привлекла внимание населения гетто именно потому, что женился "сам" Левас – гроза несчастных евреев, руководитель всех обысков, избиений, поборов, откровенных грабежей. Свадьбу устроили торжественную. На церемонии присутствовала вся "знать" гетто. Под венец новобрачных вели начальник полиции, правая рука шефа гетто господин Деслер и уполномоченный гетто при немецкой Бирже Труда господин Бройдо с женами. Был традиционный балдахин, был раввин с бородой, бросили на пол стакан, который остался цел, и потому пришлось бросить его еще раз, чтобы он все-таки разбился на счастье молодым супругам. Гостям подавали чай, вкусные торты, печенье – все как в доброе, мирное время. Прочие жители гетто про себя желали новобрачной, чтобы она скорее овдовела, а молодому мужу – чтобы свадебный балдахин обернулся для него катафалком…".
На следующий день евреи желали друг другу скорейшего спасения от гибели:
"1 января 1943 года. Новый год евреи встречают в ожидании, что он принесет им избавление от мук. Все желают друг другу какого-нибудь чуда, которое еще может спасти от гибели тех, кого ежедневно подстерегает смерть", – говорится в книге "Евреи в Вильно".
1943–1944
Осенью 1943 года Вильнюсское гетто ликвидировали. Часть евреев осталась проживать в блоках общежития меховой фабрики "Кайлис". В ноябре-декабре 1943 года евреев отправляют на работы в Понары: люди готовят к сожжению примерно 70 тысяч трупов расстрелянных там евреев.
"15 декабря 1943 года, после некоторого периода спокойствия, "нормальная", если так можно ее назвать, жизнь блоков "Кайлис" была неожиданно нарушена. К воротам "Кайлиса" подъехала легковая машина гестапо с тремя гестаповцами, которые арестовали коменданта 1-го блока, доктора Леона Бурака, и жившего во 2-м блоке Янкеля Тургеля с его невесткой (она была им "приписана" под видом жены). Арест доктора Бурака гестаповцы почему-то сочли нужным замаскировать: ему предложили сесть в машину, чтобы для какой-то надобности заехать с ним на фабрику, после чего машина развернулась в противоположную сторону и направилась прямо в гестапо. За Тургелем те же люди приехали уже в открытую, как только отвезли Бурака: его взяли дома, а заодно прихватили оказавшуюся в комнате невестку. Аресты вызвали среди обитателей обоих блоков большую тревогу, тем более что на следующий день, 16 декабря, снова приехала та же машина с теми же гестаповцами: на этот раз арестовали двух жителей 1-го блока, Ицика Пробе и Якова Ципмана. Тихий, скромный Ицик Пробе исполнял в 1-м блоке должность привратника. Накануне гестаповцы приказали ему находиться при них во время ареста Бурака и Тургеля, теперь взяли его самого. Радиотехника Ципмана забрали на месте работы, на фабрике электрических принадлежностей "Эльфа", расположенной напротив "Кайлиса". Никто не знал, что означают эти аресты, тревога усиливалась".
Аналогичная история произошла в предпоследний день года:
"30 декабря 1943 года снова та же машина с теми же гестаповцами появились прямо на фабрике "Кайлис" – был арестован руководитель обоих блоков инженер Папп, фактически исполнявший и обязанности директора фабрики. Вместе с ним увезли двух евреев-рабочих, оба имели фамилию Бурштейн. Эти Бурштейны вскоре были привезены обратно. Выяснилось, что их доставили в подвалы гестапо на очную ставку с арестованным раньше Янкелем Тургелем, который заявил, что оба они не имеют ничего общего с каким-то еще Бурштейном, о котором там шла речь. Инженера Паппа обратно не привезли. Более того, в тот же день гестаповцы забрали еще трех человек – Мейлупа, Рогожина и третьего Бурштейна. Комиссара фабрики "Кайлис" в Вильне тогда не было, он находился в отпуске, в Лейпциге. Его секретарь уведомила гестаповцев, что всей работой фабрики руководит фактически инженер Папп, и без него фабрика может остановиться. Но гестаповцы отказались освободить Паппа: они предложили, чтобы комиссар "Кайлиса" тотчас по приезде лично связался с ними. Угнетенные, мрачные, полные худших предчувствий, возвратились в тот день евреи с работы в свои блоки. Большинство полагало, что как арест Якоба Генса означал ликвидацию гетто, так и арест инженера Паппа означает ликвидацию блоков. Мало кто ел и пил – все ждали начала конца".
Однако, как отмечает автор, неожиданно для всех сообщают, что инженера Паппа освобождают. Никто сначала не поверил в такой исход дела, но потом эту информацию подтвердил один из немцев. Тогда комендант Лео Златкович поехал за инженером:
"Прошло довольно много времени, коляска не возвращалась, – всех охватили разочарование, апатия. И как же велика была общая радость, когда люди увидели в самом деле подъезжавшего к блокам Паппа. Его встретили с восторгом, толпа чуть раздвинулась, освободив для него узенький проход, все хотели видеть его; по лестнице в квартиру его внесли на руках. У кого оказались кое-какие деньги и была возможность достать водку, тот пил. Вместе с инженером Паппом освободили и Мейлупа. Об остальных арестованных все уже забыли. Новый 1944 год жители блоков встречали почти радостно.
Возвращение инженера Паппа, чувство избавления от угрозы немедленного общего уничтожения скрасили праздник. Люди постарались забыть пережитые только что страхи, от души желали друг другу скорого освобождения. В некоторых квартирах устроили даже вечеринки. А в подвале состоялось представление нескольких оставшихся еще в живых еврейских артистов: Садовский, Рутенберг, Гербст пели песни, читали стихи…".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.