Давай дружить "на расстоянии": Литва отказала украинской семье мигрантов

Флаги Литвы и Украины
BALTNEWS.lt / Алиса Глебова

Игорь Черников

"Неприличная" история случилась с украинской семьей, бежавшей в Литву от войны. Супруги Мирзояны и их сын с невесткой продали в Киеве бизнес, недвижимость, автомобили – и обосновались в Вильнюсе. Однако чиновники Департамента миграции при МВД заявили, что украинцы под категорию беженцев не попадают, поэтому должны вернуться домой.

Как результат, мигранты возненавидели Литву, которая, оказывается, только на словах считает украинцев родными братьями. На деле любовь зависит от того, как карта ляжет. Казус с украинскими мигрантами – отличный повод посмотреть, как официальный Вильнюс в разные годы тасовал миграционную колоду.

Беженцы по квотам

С улыбкой можно вспомнить категоричные заявления президента Дали Грибаускайте о том, что "Литва не станет принимать беженцев с севера Африки, из Сирии, Ирака и Эритреи". После визита в Брюссель ее риторика смягчилась, и глава государства допустила, что 25 мигрантов не станут обузой для 3 млн литовцев. Затем число увеличилось вдвое, следом выросло до 75. А когда на финише 2014-го года Европейская Комиссия (ЕК) предложила Вильнюсу квоту в 700 переселенцев из Северной Африки, первая леди в ответ заявила о готовности страны принять 250 беженцев.

Как отмечала местная пресса, "Даля Грибаускайте холодно сообщила премьер-министру Италии Маттео Ренци, что Литва не может принять то количество беженцев, на котором настаивает Еврокомиссия. Вопрос упирается в деньги". Но сразу после отповеди ледяным голосом президент заявила: "В Литву приедет 325 беженцев. 255 – из Италии и Греции, еще 70 – из третьих стран, в основном из Сирии".

В сентябре 2015 года европейские лидеры на внеочередном саммите ЕС вплотную занялись миграционным кризисом. Глава Литовского государства порадовала народ тем, что "пассивное распределение беженцев внутри ЕС не панацея, мы приступаем к решению миграционного кризиса по сути. Утверждены четкие направления, которые помогут бороться не только с последствиями массовой миграции, но и с ее причинами, а также контролировать хаотические потоки мигрантов".

Опустим нюансы и сразу сообщим главное: новые квоты ЕК предписали Литве в течение двух лет, до осени 2017 года, принять 1105 беженцев. Грибаускайте молча согласилась получить в 44 раза больше мигрантов, чем планировала изначально, и в 3 раза больше максимального количества, которое сама же определила.

26 сентября 2017 года закончился срок действия этой программы. Литва приняла 415 вынужденных переселенцев из стран Ближнего Востока и Африки. То есть выполнила квоту только на 37%. Мальта, для сравнения, на 100%. Она приняла 148 переселенцев. От беженцев отказались в Польше, Чехии, Словакии и Венгрии. Польский МИД заявил, что безопасность государства для Варшавы "важнее безрассудных решений Евросоюза".

О росте угроз говорили и литовские спецслужбы, не без оснований полагая, что среди переселенцев могут быть лица, связанные с террористическими организациями. В ответ местные политики отмахивались: мол, ситуация под контролем МВД, фильтры работают, принимаем только проверенных и надежных, в страну едет отменная рабочая сила. В частности, с такими заявлениями со всех трибун выступал европарламентарий Пятрас Ауштрявичюс и другие либералы.

На деле "отменная рабочая сила" приезжала и тут же начинала думать, как удрать в благополучные европейские страны. Например, в Германию или Швецию, чтобы жить в более комфортных условиях с высокими доходами и либеральными взглядами на беженцев. В итоге в Литве, "где две зимы: первая – когда снег, а вторая – летом", остались лишь несколько семей.

Большинством удравших из Литвы двигали вполне обоснованные мотивы: низкие зарплаты, высокие налоги, слабые социальные гарантии, непомерные цены на продукты, недвижимость и коммунальные услуги. Потерявшие практически все ценности и сбережения, беженцы не в состоянии содержать семьи, которые больше литовских по числу детей. Женщины-мигранты традиционно не работают, а без работающих женщин даже литовской семье жить сложно. Кроме этого, от беженцев требуют быстрой интеграции, которая физически невозможна. Трудно выучить сложный язык. Как без него через три месяца после прибытия в страну расстаться с "Центром адаптации" и начинать жить самостоятельно в чужом для тебя государстве?

Проблем у мигрантов масса. Но министр социальной защиты и труда Линас Кукурайтис утверждает, что республика оказывает все необходимые условия для того, чтобы мигранты чувствовали себя как дома. В ответ государство далеко не всегда получает отдачу от тех, кого приютило. А беженцы недоумевают: зачем превращать их в литовцев, когда речь идет об интеграции в страну, жители которой придерживаются совершенно иных взглядов, убеждений и культурных традиций? Тем более, если большинство местных жителей не доверяет беженцам, а отношение к ним характеризуется смесью равнодушия, неведения, неприкрытой настороженностью и даже враждебностью.

Беженцы с "братской" Украины

Ради улучшения имиджа Литва стала активно принимать у себя жителей Украины, которых якобы можно приравнивать к экономическим беженцам. Политика открытых дверей привела к тому, что украинская община начала расти и на финише 2018-го года стала третьей, после польской и русской.

Но пришла беда, откуда не ждали. Политический кризис в Венесуэле побудил местных литовцев задуматься о возвращении на родину. По информации МИД, на первом этапе речь может идти о 50 семьях – это примерно 200 человек. Как принять их и быстро интегрировать, если различия между потомками латиноамериканских эмигрантов и, например, выходцами из Эритреи не велики? Венесуэльцев точно так же придется учить языку, обеспечивать жильем, трудоустраивать и совершенно непонятно, удастся ли удовлетворить их ожидания?

Возможно, поэтому интерес к украинцам снизился. Но не исключено, что Литва элементарно устала от обилия проблем, которые приносят в страну переселенцы. Не без оснований в 2017 году 46% жителей считали, что страна не обладает достаточными финансовыми возможностями для помощи мигрантам, а еще 40% предполагали, что из-за беженцев растет уровень преступности и страдает экономика. С другой стороны, эти цифры можно рассматривать как показатель шкалы фобий. Преступлений беженцы не совершали, а утверждать, будто 400 человек кардинально влияют на экономику смешно. Скорее наоборот: они как могли, старались вписаться в новые для себя экономические отношения. Жили мирно, даже несмотря на случаи нападения на мусульманских женщин и детей.

В этом смысле литовское общество ведет себя странно. С одной стороны, противится интеграции инородцев. С другой, гордится, что с начала XIV века здесь селились евреи, татары, караимы, которые не просто успешно интегрировались, но и наравне со всеми строили Литовское государство. Литва, к слову, сама страна массовой эмиграции. Иначе откуда взяться литовским общинам в странах Латинской Америки? И в наши дни из страны по собственной воле уехала треть населения.

Есть ли в Литве примеры успешной интеграции переселенцев? Есть, но говорить о них не принято. В 1953–1957 годах в страну возвратились из Латинской Америки эмигранты первой волны или их потомки. В Чили литовцы вкалывали на рудниках и в шахтах, в Бразилии валили лес в джунглях, в Аргентине, Колумбии, Уругвае, Перу выполняли самые непрестижные работы ради копеечных заработков. В Литве многие из реэмигрантов быстро стали лучшими на заводах и фабриках. Государство выделило переселенцам земли под жилье на тогдашних окраинах Вильнюса, для строительства выдавали кредиты на льготных условиях. За построенными тогда двухэтажными коттеджами сегодня охотятся все риелторы, а земля, безвозмездно переданная переселенцам, ныне самая дорогая в республике.

Можно ерничать – это было давно. Но, к сожалению, лучшего примера нет.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.

Ссылки по теме