Как результат, мигранты возненавидели Литву, которая, оказывается, только на словах считает украинцев родными братьями. На деле любовь зависит от того, как карта ляжет. Казус с украинскими мигрантами – отличный повод посмотреть, как официальный Вильнюс в разные годы тасовал миграционную колоду.
Беженцы по квотам
С улыбкой можно вспомнить категоричные заявления президента Дали Грибаускайте о том, что "Литва не станет принимать беженцев с севера Африки, из Сирии, Ирака и Эритреи". После визита в Брюссель ее риторика смягчилась, и глава государства допустила, что 25 мигрантов не станут обузой для 3 млн литовцев. Затем число увеличилось вдвое, следом выросло до 75. А когда на финише 2014-го года Европейская Комиссия (ЕК) предложила Вильнюсу квоту в 700 переселенцев из Северной Африки, первая леди в ответ заявила о готовности страны принять 250 беженцев.
Как отмечала местная пресса, "Даля Грибаускайте холодно сообщила премьер-министру Италии Маттео Ренци, что Литва не может принять то количество беженцев, на котором настаивает Еврокомиссия. Вопрос упирается в деньги". Но сразу после отповеди ледяным голосом президент заявила: "В Литву приедет 325 беженцев. 255 – из Италии и Греции, еще 70 – из третьих стран, в основном из Сирии".
В сентябре 2015 года европейские лидеры на внеочередном саммите ЕС вплотную занялись миграционным кризисом. Глава Литовского государства порадовала народ тем, что "пассивное распределение беженцев внутри ЕС не панацея, мы приступаем к решению миграционного кризиса по сути. Утверждены четкие направления, которые помогут бороться не только с последствиями массовой миграции, но и с ее причинами, а также контролировать хаотические потоки мигрантов".
Опустим нюансы и сразу сообщим главное: новые квоты ЕК предписали Литве в течение двух лет, до осени 2017 года, принять 1105 беженцев. Грибаускайте молча согласилась получить в 44 раза больше мигрантов, чем планировала изначально, и в 3 раза больше максимального количества, которое сама же определила.
26 сентября 2017 года закончился срок действия этой программы. Литва приняла 415 вынужденных переселенцев из стран Ближнего Востока и Африки. То есть выполнила квоту только на 37%. Мальта, для сравнения, на 100%. Она приняла 148 переселенцев. От беженцев отказались в Польше, Чехии, Словакии и Венгрии. Польский МИД заявил, что безопасность государства для Варшавы "важнее безрассудных решений Евросоюза".
О росте угроз говорили и литовские спецслужбы, не без оснований полагая, что среди переселенцев могут быть лица, связанные с террористическими организациями. В ответ местные политики отмахивались: мол, ситуация под контролем МВД, фильтры работают, принимаем только проверенных и надежных, в страну едет отменная рабочая сила. В частности, с такими заявлениями со всех трибун выступал европарламентарий Пятрас Ауштрявичюс и другие либералы.
На деле "отменная рабочая сила" приезжала и тут же начинала думать, как удрать в благополучные европейские страны. Например, в Германию или Швецию, чтобы жить в более комфортных условиях с высокими доходами и либеральными взглядами на беженцев. В итоге в Литве, "где две зимы: первая – когда снег, а вторая – летом", остались лишь несколько семей.
Большинством удравших из Литвы двигали вполне обоснованные мотивы: низкие зарплаты, высокие налоги, слабые социальные гарантии, непомерные цены на продукты, недвижимость и коммунальные услуги. Потерявшие практически все ценности и сбережения, беженцы не в состоянии содержать семьи, которые больше литовских по числу детей. Женщины-мигранты традиционно не работают, а без работающих женщин даже литовской семье жить сложно. Кроме этого, от беженцев требуют быстрой интеграции, которая физически невозможна. Трудно выучить сложный язык. Как без него через три месяца после прибытия в страну расстаться с "Центром адаптации" и начинать жить самостоятельно в чужом для тебя государстве?
Проблем у мигрантов масса. Но министр социальной защиты и труда Линас Кукурайтис утверждает, что республика оказывает все необходимые условия для того, чтобы мигранты чувствовали себя как дома. В ответ государство далеко не всегда получает отдачу от тех, кого приютило. А беженцы недоумевают: зачем превращать их в литовцев, когда речь идет об интеграции в страну, жители которой придерживаются совершенно иных взглядов, убеждений и культурных традиций? Тем более, если большинство местных жителей не доверяет беженцам, а отношение к ним характеризуется смесью равнодушия, неведения, неприкрытой настороженностью и даже враждебностью.
Беженцы с "братской" Украины
Ради улучшения имиджа Литва стала активно принимать у себя жителей Украины, которых якобы можно приравнивать к экономическим беженцам. Политика открытых дверей привела к тому, что украинская община начала расти и на финише 2018-го года стала третьей, после польской и русской.
Но пришла беда, откуда не ждали. Политический кризис в Венесуэле побудил местных литовцев задуматься о возвращении на родину. По информации МИД, на первом этапе речь может идти о 50 семьях – это примерно 200 человек. Как принять их и быстро интегрировать, если различия между потомками латиноамериканских эмигрантов и, например, выходцами из Эритреи не велики? Венесуэльцев точно так же придется учить языку, обеспечивать жильем, трудоустраивать и совершенно непонятно, удастся ли удовлетворить их ожидания?
Возможно, поэтому интерес к украинцам снизился. Но не исключено, что Литва элементарно устала от обилия проблем, которые приносят в страну переселенцы. Не без оснований в 2017 году 46% жителей считали, что страна не обладает достаточными финансовыми возможностями для помощи мигрантам, а еще 40% предполагали, что из-за беженцев растет уровень преступности и страдает экономика. С другой стороны, эти цифры можно рассматривать как показатель шкалы фобий. Преступлений беженцы не совершали, а утверждать, будто 400 человек кардинально влияют на экономику смешно. Скорее наоборот: они как могли, старались вписаться в новые для себя экономические отношения. Жили мирно, даже несмотря на случаи нападения на мусульманских женщин и детей.
В этом смысле литовское общество ведет себя странно. С одной стороны, противится интеграции инородцев. С другой, гордится, что с начала XIV века здесь селились евреи, татары, караимы, которые не просто успешно интегрировались, но и наравне со всеми строили Литовское государство. Литва, к слову, сама страна массовой эмиграции. Иначе откуда взяться литовским общинам в странах Латинской Америки? И в наши дни из страны по собственной воле уехала треть населения.
Есть ли в Литве примеры успешной интеграции переселенцев? Есть, но говорить о них не принято. В 1953–1957 годах в страну возвратились из Латинской Америки эмигранты первой волны или их потомки. В Чили литовцы вкалывали на рудниках и в шахтах, в Бразилии валили лес в джунглях, в Аргентине, Колумбии, Уругвае, Перу выполняли самые непрестижные работы ради копеечных заработков. В Литве многие из реэмигрантов быстро стали лучшими на заводах и фабриках. Государство выделило переселенцам земли под жилье на тогдашних окраинах Вильнюса, для строительства выдавали кредиты на льготных условиях. За построенными тогда двухэтажными коттеджами сегодня охотятся все риелторы, а земля, безвозмездно переданная переселенцам, ныне самая дорогая в республике.
Можно ерничать – это было давно. Но, к сожалению, лучшего примера нет.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.