Переехав более тридцати лет назад в Норильск, литовец Григарас Сипавичюс остался в Арктике, которая стала для него родным домом. Несмотря на здешний суровый климат, русский север его "затянул" и не намерен отпускать. На свою историческую родину литовский норильчанин так и не вернулся.
"Север затягивает", – сказал Сипавичюс, объясняя удивительное свойство русской Арктики. Этот край принимает не всех, он "отсеивает" и оставляет на севере романтиков по натуре. За все время жизни в Норильске Сипавичюс несколько раз стоял перед выбором – остаться или уехать. Но шли годы, и теперь уже российский город стал его родиной.
Как рассказывает собеседник Baltnews, помимо природы и захватывающих просторов, север поражает добротой местных жителей. Эта особенность организации северных обществ имеет и научное подтверждение. Знаменитый русский географ Петр Кропоткин утверждал, что в экстремальных условиях наиболее приспособленными оказываются вовсе не те, кто сильнее и хитрее, а те, кто лучше умеют поддерживать друг друга – ради блага всего сообщества. Этот принцип жив до сих пор.
– Г-н Сипавичюс, расскажите, как вы впервые оказались на Русском Севере?
– Родился я в Прибалтике, в литовском городе Кедайняй. При Советском Союзе поступил в военное училище и затем служил на Северном флоте. Впоследствии сложилось так, что мне пришилось уволиться из вооруженных сил. На северах тогда был так называемый длинный рубль (легкий и высокий заработок – прим. Baltnews), и я уехал в Норильск работать на рудник. И там практически всю остальную жизнь прожил.
– Когда вы поняли, что на севере придется задержаться?
– Вообще, как все нормальные люди, я поехал в Норильск на некоторое время, чтобы заработать денег.
Но есть такое явление, которое никто не может объяснить: север затягивает. Я тогда был молод: романтика, охота, рыбалка, природа, экстрим. И север засосал меня потихоньку. Опять же, родились дети, хотелось заработать что-то впрок, чтобы на "материке" было куда уехать.
Помогал родителям в Прибалтике. В Советском Союзе перемещение было свободным, и по тем временам север был севером: по сравнению с материковой Россией заработки тогда были в пять-шесть раз выше, чем в основном по стране, но тут началась перестройка.
– Что же тогда стало поворотным моментом в вашем решении остаться?
– Когда произошел развал Советского Союза, то в 1991 году я уже собирался переезжать на свою родину в Литву, но понял, что в России меня будут "кормить" лучше: Родина не там, где родился, а там, где пригодился. Таким образом, я остался здесь.
В связи с разделением Союза стали реже ездить в Прибалтику, и дети позабывали даже бытовой литовский язык. И все свелось к тому, что мы передумали переезжать в Литву, хотя нам там очень нравилось.
Но, к сожалению, знание языков и все прочие ограничения нас остановили. Понятно, что там надо работу искать и начинать все с нуля – занимать новую ячейку в обществе. Тем более на тот момент на комбинате я уже имел определенный статус, свое место. Естественно, никуда не поехал. Так и остался работать в Норильске.
– Чем так привлекательны северные регионы России?
– Сложно сказать, чем именно привлекательны. Может быть, просторами, а может – и людьми. Нет добрее сибиряков, людей севера из мест экстремального проживания, потому что они относятся к другим с большим благоговением. Например, я часто путешествую и, приезжая в любую деревню, у местных спрашиваю о ночлеге. В итоге и им помогаю – где-то гвоздь забил, где-то забор поправил, воды наносил, где-то что-то починил, просто пообщался. А они накормят и нагрузят еще в дорогу.
Менталитет людей, проживающих в экстремальных условиях, немножечко иной. У них есть понимание, взаимовыручка – все это накладывает свой след. Мы в свое время ехали сюда за романтикой, нам было интересно. И север отбирал таких людей. Но со временем все меняется, приходит оптимизация. Есть вектор добра – я его так назову, и он постепенно меняет свое направление.
– Вы 30 лет прожили вдали от родины. Не забыли литовские традиции?
– Я уже обрусевший литовец, и традиции литовские мне уже не то чтобы чужды, но я забыл о них, переквалифицировался. Но цепеллины, например, готовим как положено. Это такая традиция, которая у нас в семье присутствует.
Еще наша литовская кухня интересна раздельным питанием, чего некоторые сибиряки не понимают. Я в принципе всеядный, но дома готовим "раздельно". Конечно, это отпечаток детства.
– А литовские праздники отмечаете?
– Да, день независимости Литвы, например, отмечал недавно.
Раньше, кстати, позиционировал себя как католик, старался религиозные праздники отмечать: Рождество католическое, например. Но поменял отношение к религии после того, как побывал в Тибете, и сейчас не принимаю христианство, хотя и не стал буддистом.
– В какие моменты вы чувствовали, что отличаетесь от местного населения?
– В 90-ые годы, когда распадался Советский Союз, то некоторые были настроены негативно по отношению ко мне, хотя много лет уже здесь прожил. Тогда ощущалась разница: говорили, что, мол, мы вас, прибалтов, кормили-поили, и вы тут "попригрелись". Но сейчас это ушло, этого нет.
У меня здесь есть разные знакомые: евреи, азербайджанцы, и нет разделения по национальному признаку. Я – ребенок Советского Союза, и тяжело осознавать, что он распался.
Может быть, при всем желании, в определенных обстоятельствах уехал бы жить в Литву. Но не могу: когда приезжаю, хожу по улицам, я там никого не знаю, не узнаю, да и меня не узнают, чувствую одиночество.
Когда приезжал на историческую родину, то некоторые говорили, что я не патриот, редко приезжаю. Но у меня есть обязательства перед семьей. Приходится выбирать.
– Как решились поменять литовское гражданство на российское?
– Раньше у меня было двойное гражданство. В 90-ые годы, когда я в Калининграде открывал визу в консульстве на переезд, мне литовская сторона предложила стать на воинский учет в Литве и пройти переподготовку. А я тогда еще был призывного возраста. Понятно, что это закончилось небольшим скандалом.
В конце концов, пришли к тому, что я порвал литовский паспорт, бросил в окошко и все претензии ко мне пропали. Это был перекос литовской стороны. Не говорю, что именно государства, в этом могут быть виноваты те люди, которые сидят в визовой службе. Кто-то другой по-другому бы отреагировал. Сейчас я – гражданин России.
– С учетом того, что вы сказали, вам интересна политическая обстановка в России?
– Политикой интересуюсь, но на выборы я не хожу, потому что я уверен, что так ничего не решается.
– Что думаете о текущем состоянии российско-литовских отношений?
– Тут одна история хорошо показывает ситуацию: у нас же в Литве все радуются Евросоюзу и, как говорят, свободе.
А моего у знакомого литовца племянница поселилась в пригороде Лондона – прекрасное место. Но кем она работает? Оказалось, посудомойкой в кафе. И зачем нам такая Европа? Эта девушка там обыкновенный гастарбайтер.
Более того, в литовской газете вышла статья, что около 80% молодых женщин, которые уезжают на заработки за рубеж, зарабатывают телом. Знакомый показал ее своим родственникам. Конечно, на него там все обиделись.
Еще пример: у нас в Норильске есть литовский сыр. Россия берет "молочку" нашу, а Европа не берет. И для меня непонятно, как люди в Литве пилят тот сук, на котором сидят. Живя в Прибалтике, люди понимают, что европейский рынок не пускает их туда, а если рынок другой, то не хотят с ним из-за амбиций работать – и это глупость. При этом не скажу, что народ там шикует.
Я считаю, что все, что делается со стороны Литвы в сторону России, – это полнейшая глупость. Можно ведь жить нормально.
– Значит, все дело в политике?
– Да, кому-то нужны деньги, конечно. Еще мой отец говорил, что народу все равно, кто им правит, – главное, чтоб дали работу, чтобы достойно жилось.
– Как вы думаете, несмотря на отток населения из того же Норильска, у северных городов есть потенциал развития?
– На перспективу в инфраструктуру мало что вкладывается. На севере появились временщики, которые местных начнут потихоньку выдавливать. Вахтовиков везут сюда, они тут работают за бесценок. Этим ребятам не нужны школы, садики, медицина. А из медиков тоже многие уехали – им мало платят.
Но туризм – одно из направлений, которое будет развивать российский север. У нас в Норильске, например, тоже есть что показать.
Я каждый год хожу по Енисею, делаю публикации о староверах, о малочисленных народах севера.
Интересно, что в этих краях относительно много моих земляков живет – как правило, потомки репрессированных. Многие из них не уезжают. Они ассимилировались с местным населением. Удивительно, но я в последние два-три года стал замечать, что местные прибалты тоже интересуются малочисленными народами севера. Но в вопросе развития все упирается в одно – в деньги.