Джон Керри, госсекретарь США, последний раз был в России два года назад. Он самый высокопоставленный американец, который приехал в Россию с начала украинских событий. Мимолётные рукопожатия с Обамой на нормандском газоне и брисбенском фуршете, с помощью которых нам пытались доказать, что всё в порядке и с нами здороваются, не идут ни в какое сравнение с нынешним четырёхчасовым разговором, в котором "подробно обсудили" не только Украину, но и Сирию, Иран, Ливию и даже Йемен.
В Америке остро чувствуют, что надо попробовать выйти из тупика. Президент Обама задумывается о месте в истории, как и президент Путин: Путин покамест нашёл ответ в печальной Тавриде, а Обама получил в начале правления премию мира, разморозил отношения с Ираном и Кубой и не хочет уходить, оставив после себя новую холодную войну со старым противником, Россией. Получится, что президент надежды и будущего отправил страну в прошлое. Тем более что эту холодную войну, весьма вероятно, придётся размораживать его коллеге Хиллари Клинтон, а она уже нажимала кнопку "перезагрузка" и второй раз торжественно проделывать то же самое не будет.
У Обамы мало времени. Ещё полгода, и американская внешняя политика начнёт определяться не практическими соображениями, а избирательной кампанией. Во время избирательной кампании нельзя показаться слабее своих соперников. Важно будет не то, что кажется правильным Обаме, а что нужно, чтобы его однопартийцы победил на выборах.
А нужно понятно что. В США нет сплочённого русского избирателя: в отличие от греческой, польской, армянской русскоязычная диаспора здесь разрозненна и не настроена патриотично (обычное свойство большого народа). Это значит, нет никаких внутриполитических причин говорить о России хорошее или делать ей жесты навстречу. Есть причины вести себя ровно наоборот. Россия – традиционный противник, старое зло, подтвердившее свою репутацию новыми делами. Выступая против России, ты борешься за добро автоматически, так было до Украины, а сейчас тем более.
Но у Путина другие часы, стрелка Путина кружится медленно, Обамы быстро; Обама уходит, Путин остаётся. Иногда кажется, что он просто хочет пересидеть американского президента, с которым у него не сложились личные отношения: многих ведь уже пересидел.
Американцы предупреждают: с Хиллари будет труднее, с республиканцами тем более. Обама сейчас главный человек, на котором держится решение не поставлять оружие на Украину. Но наших это не пугает. В личном кодексе Путина честный враг лучше маскирующегося. Когда с Путиным в личном разговоре пытаются говорить о политике на языке ценностей при помощи высоких понятий, как это часто делает Обама, он злится, считает это завесой, обманом, за которым расширение западной зоны влияния и спецоперации по смене режимов, включая его собственный. Лучше прямой циничный разговор. По-настоящему ужасный Гудвин лучше изумрудного. Керри мог попробовать убедить Путина воспользоваться оставшимся временем.
Детектор лжёт
Другая, самая практическая задача для Керри – понять, будет ли продолжаться мир на востоке Украины, или будет летнее наступление, о котором многие с тревогой спрашивают. Ополченцы ведь всё время говорят, что нынешней линией перемирия недовольны. Если они будут пытаться наступать, а Россия их поддерживать, тут не до возобновления отношений, тут речь пойдёт о новых санкциях хуже прежних.
Путина нынешняя линия перемирия скорее устраивает. Он готов по разным причинам не идти дальше: что ему добавит ещё один город или село, донецкий Мариуполь или луганское Счастье? Зато они нужны ополченцам, а Путин не может дать им проиграть.
Если они вопреки соображениям российских политических стратегов ввяжутся в войну и начнут отступать, Россия вмешается. И она вмешается, если сами украинцы вдруг по каким-то причинам пойдут отвоёвывать Донбасс.
Это понимают в Европе и Америке и повторяют, что у проблемы Донбасса для Украины нет силового решения.
Из Сочи Керри предупредил украинцев: не думайте отбивать что-либо силой. Несомненно, среди прочего Керри приезжал убедиться, что мир со стороны России – это серьёзно, иначе попытка возобновить отношения будет нелепой и неуместной.
Другой вопрос, на который ждут ответа, например, на Совете министров иностранных дел NATO, куда Керри улетел из Сочи: Украина – это особый случай или возможны и другие похожие случаи? В Америке очень беспокоятся о странах Балтии. На первый взгляд непонятно, почему, ведь это члены ЕС и NATO, и, как перефразировал "Теркина" генерал Райан на встрече в Московском Карнеги, Крым – это ещё малый сабантуй, Украина – это средний сабантуй, а Прибалтика – это был бы большой сабантуй.
И он же с удивлением цитировал своих российских коллег, которые говорили ему, что "условия, которые есть на Украине, частично существуют и в Прибалтике". А тут ещё Путин, как написали в газетах, "оправдывал пакт Молотова – Риббентропа". То есть объяснял его логику.
А эта логика напоминает сегодняшнюю логику Путина. То, что другим казалось наступлением СССР, Сталину казалось обороной. Примерно так же думает о своих действиях на Украине Путин. Такая у России своеобразная концепция национальной безопасности: как написал недавно Строуб Тэлбот, бывший многолетний замгоссекратаря, Россия обретает чувство собственной безопасности, только когда её соседи это чувство теряют.
Путин политик скорее консервативный, не с наступательным, а с оборонительным типом действий. И тут более-менее понятно, почему Украина оказалась под угрозой, а Прибалтика нет. На Украине Путин защищает своё, с его точки зрения, ещё не потерянное. Это оборонительная операция. А Прибалтика уже потеряна, там пришлось бы наступать и брать чужое.
Наконец, Керри надо было понять, можно ли Путину верить, готов ли он разговаривать честно. Без этого невозможно двигаться дальше, к встрече на высшем уровне. На Западе все ошарашены тем, что он не только нарушил главное правило системы безопасности, сложившееся после войны (той самой, которую он так высоко ценит): не присоединять земли силой, не требовать воссоединения народов в одних границах, – но и тем, что он использовал формулировки собственной пропаганды даже в доверительных контактах на высоком уровне. То есть пытался обманывать коллег.
Сам он наверняка считает это ответом на недостаточную открытость своих собеседников. Путин не любит, когда вместо честного циничного разговора с ним начинают говорить высоким слогом. Но и западные политики очень не любят, когда вместо честного разговора они слышат то, что им говорят про "Боинг" и российскую военную помощь востоку Украины. Хотя, с другой стороны, что тут на его месте скажешь.
Кроме того, западные дипломаты и специалисты наблюдают, как российская пропаганда врёт своему населению и ведёт атаку на Запад и на собственных граждан. Их это беспокоит: нельзя всерьёз восстанавливать отношения с тем кого бранишь на весь трамвай. В день визита Керри по госканалам опять поименно называли врагов, которые что-то не так написали про празднование Дня Победы. У нас это, разумеется, считают ответом на западную информационную войну.
Нарушены правила безопасности поведения и приличия. Многим в России кажется, что они нарушены в ответ: диктатором объявлен нормально избранный президент, пусть неспособный и вороватый, но не досидевший и одного срока. Компромисс, подписанный западными политиками, через несколько часов выброшен за ненадобностью даже без подобающих случаю оговорок, когда выяснилось, что "свои" из оппозиции побеждают. Был компромисс, и нету, бежал в женском платье – ну и отлично.
В России это поняли так: соглашений нет, правил нет, делаем что хотим. Теперь, когда речь идёт о возобновлении контактов, нужно придумать, как сделать так, чтобы правила снова были, с соглашениями считались, а врать в доверительной беседе было неприлично.
Уважать и не бояться
Есть крайний восточноевропейский взгляд на мир, для которого новая холодная война с Россией – естественная и даже желательная вещь: чем более изолирована Россия, тем безопаснее остальные. Но в американском политическом руководстве пока ещё думают иначе. Однако пытаясь развернуться от новой холодной войны, Западу придётся разрешить вот какую задачу: как сделать так, чтобы Путин не воспринял такой разворот как награду за плохое поведение.
Ведь один из главных мотивов внешней политики России: хотим, чтобы нас воспринимали всерьез. В России и руководство, и население неожиданно остро пережили падение своей значимости. Как сказал один американский дипломат: в девяностые Россия перестала быть приоритетом для США, потому что перестала быть угрозой. И это вроде бы хорошо. Но в России почувствовали, что стали страной, которую, если она не согласна, можно не переубеждать, а не замечать, и сделали вывод: чтобы вернуть значимость, надо снова стать угрозой. Ну вот задача западной дипломатии – убедить Россию, что можно быть важной, не будучи угрозой. Но это дело не одного визита, а целой внешней политики.