Необычное начинается, когда проясняется, как именно выпуск молодых зенитчиков был направлен на Волгу.
Просто и жёстко. Первичных воинских званий "лейтенант" выпускникам военного училища не присвоили. Оставили курсантские погоны и погрузили в эшелоны. В этом несправедливом по своей сути акте была своя циничная логика.
"Во-первых, офицеру Красной армии полагался оклад по воинскому званию и занимаемой должности. Это примерно 1050-1200 рублей. Ему полагались офицерское обмундирование, паёк, дополнительный паёк, табачное довольствие, место в офицерской землянке и ординарец – не будем всего перечислять.
Курсанту же не полагалось ничего, кроме нар в казарме и питания из общего котла. И приказывать курсанту значительно проще, чем офицеру".
Пока Василий Васильевич рассказывал об училище, мы думали: а что представляло небо над Сталинградом?
Из рассказов других участников обороны города известно, что штурм, предпринятый немецкой армией Паулюса, начался с невиданной массированной бомбардировки. Которая, по сути, не прекращалась до тех пор, пока у немцев были самолёты и топливо для их заправки.
История донесла до нас воспоминания немецкого унтер-офицера Гельмута Кроненбрюка, служившего механиком по электрооборудованию в 9 эскадрилье Ягдгешвадер 3 "Удет". Вот что он пишет о периоде, относящемся к началу штурма:
"11 сентября 1942 года мы прибыли на аэродром Питомник в районе Сталинграда.
Аэродром представлял из себя большое поле в степи. Вокруг ни одного дерева, только в деревне Питомник была небольшая роща. До Сталинграда около 20 км. До линии фронта около 15. В дальнейшем линия фронта никогда не отодвигалась от Питомника более чем на 15 километров.
Нас перебросили на аэродром в очень сокращённом составе. Так как мы не имели своего тыла, мы были прикреплены к тыловым подразделениям бомбардировочных эскадр, базирующихся на Питомнике. Это вносило путаницу, но были и приятные моменты. Так можно было получить питание несколько раз в различных частях.
По прибытии на аэродром весь личный состав нашей 9, а также 8 эскадрильи, был построен и начальство зачитало приказ о нашей миссии.
Нам поставили такие задачи:
— Контроль воздушного пространства в районе Сталинграда.
— Защита наших частей с воздуха при штурме Сталинграда.
— Свободная охота в районах восточнее Сталинграда.
Вечером 11 сентября в воздух поднялись наши истребители, боевая деятельность началась.
В Сталинграде идут тяжёлые бои. Нашими частями занят центр города, и мы вышли к Волге. Пилоты нашей группы ежедневно летают в город. Русские лётчики предпочитают лететь большими группами. Их налёты следуют волнами".
Пусть простят читатели длинную цитату, но она идеально обрисовала воздушную обстановку над Сталинградом. Конечно, будем дополнять мозаику. Но пока послушаем Василия Васильевича Тимохина:
"Курсантские погоны мы восприняли нормально. Потому что понимали – кто останется в живых, тому и носить офицерские звезды. Высадили нас, триста зенитчиков, с парохода в Саратове. Дальше плыть не было никакой возможности. Предстояло топать пешком".
Позволим себе крошечное отступление. Сегодня трасса Саратов-Волгоград идёт вдоль Волги через Камышин. Её длина – 376 километров. На автомобиле проехать можно за пять часов. Но в 1942 году по разбитой техникой российской дороге прошагать почти 400 километров с полной выкладкой – уму непостижимо! Если б не солдатское счастье, подвернувшееся в виде колонны с боеприпасами, топать и топать нашему герою, пока обувку бы не стоптал…
"В Саратове мы узнали, что ещё триста выпускников Чкаловского артучилища тоже будут воевать рядом с нами. Итого – шестьсот командиров полноценных расчётов. А материальная часть где? Где зенитные пушки и пулемёты? Где средства доставки, снаряды, запчасти и прочее, что положено боевой части?
Оказывается, техника, по крайней мере, для нашего случая, шла в Сталинград отдельно. К этому времени на производственные мощности вышли эвакуированные в 1941 году из европейской части СССР заводы. Они-то и поставили зенитчикам всё необходимое".
Вот как об этом рассказывает сталинградец:
"Выяснилось, что люди, как мы говорили, подобраны "под технику". Она уже была на полпути. А самим ещё предстояло переправиться через Волгу. Форсирование получилось ещё то! По двое садились в утлые лодчонки и гребли в Сталинград. Только отчалили от берега, в Волгу упал снаряд, а затем вокруг стали свистеть пули. К счастью, нас не задели.
Вдруг в небе появились два самолёта. К нашему счастью, немецкие лётчики были не особенно хорошие асы. Обстреляли лодку, но смазали: то перелёт, то недолёт.
Да и мы гребли что было сил – как-то не хотелось тонуть. Догребли, выбрались на берег. Первое, что увидели – разбитую технику и старшину. Спрашиваем у него: где же наш полк?
А старшина обвёл груды техники рукой и отвечает – вот он".
Здесь уместно вернуться к воспоминаниям уже упомянутого немецкого унтер-офицера Гельмута Кроненбрюка. Мы цитируем его так, как записано в дневнике:
"15 сентября над Сталинградом нашей эскадрильей сбиты 6 русских самолётов. Потерь с нашей стороны нет. Это хорошее начало. Так как у нас нехватка персонала, работаем дотемна. Многие самолёты возвращаются из полётов изрешечённые пулями и осколками. Работы у нас очень много. Мы ругаем командование за такую экономию персонала и транспортных средств.
Наши войска в Сталинграде наступают. Русских тесним к Волге. Все уверены, что ещё неделя-другая, и Сталинград будет взят. Воздушные бои над городом тоже очень ожесточёны.
16 сентября русские ИЛ-2 (16 самолётов) пытались провести штурмовку Питомника. Но эта группа была рассеяна нашими пилотами на подступах к аэродрому. За этот день 38 истребителей нашей группы сбили 11 русских самолётов (5 ИЛ-2, 2 МИГ-1, P-40, И-16, И-153 "Чайка", ПЕ-2)".
То есть на первом этапе сражения за город доставалось советской технике с лихвою. А если добавить к этому факт, что Красная армия в боях использовала преимущественно устаревшие образцы оружия, с низкой прицельной дальностью и скорострельностью (всё лучшее было уничтожено, пропало, оказалось брошенным в приграничных боях 1941 года и поражениях в 1942 году), то и дуэли "земля – воздух" проигрывались вполне закономерно.
Была и ещё одна причина, по которой зенитчики Сталинграда остались фактически без орудий. Мы отыскали вот такие воспоминания сержанта Степана Юрьева.
Из воспоминаний зенитчика сержанта Степана Юрьева:
"Зенитная батарея, в которой я служил, должна была сбивать вражеские самолёты. Однако танки с крестами на броне оказались ближе и опаснее фашистских асов: они уже вплотную подползали к прифронтовым аэродромам.
Был отдан приказ: любой ценой не допустить гитлеровцев к взлётным площадкам. А чем обороняться, если у охранения кроме винтовок и нескольких бутылок с зажигательной смесью ничего не было? Тогда решили использовать против танков зенитные орудия. Развернув их, прямой наводкой стали поражать вражескую технику. Один за другим загорались и останавливались бронированные чудовища.
Вот так нам с товарищами удалось отстоять сначала Воропоновский, а потом и Кумрановский аэродромы".
Вновь слушаем зенитчика сержанта Василия Тимохина:
"Старая зенитная техника: два мощных колеса и мощный ствол. Наводка по горизонтали осуществлялась с трудом – доворот ствола не поспевал за быстро летящим вражеским самолётом. Отсюда и безнаказанные штурмовые удары, и бомбардировки со стороны авиации противника. Ехали на батарею и думали, что старыми зенитками остановить немцев не получится.
Когда наконец-то добрались до своей батареи среднего калибра, то увидели, что на позициях замаскированы новые зенитные орудия. Распределились. Я попал в приборное отделение, стал дальномерщиком. То есть, определял высоту цели и выдавал данные для стрельбы.
Воздушная обстановка была очень сложной. Глянешь на небо – самолётов, как ворон. И все воют. Бомбят. Бочки без дна сбрасывают. Эти летят, звук издавая препаршивый, гадкий в расчёте подавить психику человека".
А вот воспоминания неизвестного солдата:
"Каждый день проходил по одному расписанию.
Начинали немцы. Ровно в 5.00 появлялась "рама" и облетала наши позиции. Потом появлялись "Юнкерсы-87". Бравируя, не боясь ни наших зениток, ни наших самолётов, поскольку ни тех, ни других за все эти десять дней и ночей не было слышно и видно, немецкие пилоты позволяли себе гнать свои ревущие и воющие самолёты чуть ли не до самой земли.
Мы знали: пикировщики сделают над нами пять заходов, по-немецки точно рассчитав количество боеприпасов, и улетят не прежде, чем совершат на нас ещё одну атаку, названную нами самими "психической", то есть, пока не сбросят свои продырявленные железные бочки".
Ещё одно крохотное авторское отступление. Скорее – справка:
Самолёты Junkers Ju 87 (Юнкерс Ю-87, немецкое название "штука" от Sturzkampfflugzeug – "пикирующий бомбардировщик". Русское прозвище – "певун", "лаптежник", реже – "лапотник"). Это был одномоторный двухместный (пилот и задний стрелок) пикирующий бомбардировщик и штурмовик. Символ блицкрига, один из самых эффективных видов оружия Luftwaffe благодаря способности к бомбометанию с пикирования.
"Юнкерсы – небольшие по размеру, но налетали группами, самолётов по пятьдесят. Летали нагло, безнаказанно. Но вот мы стали из новых зениток их сбивать. И почувствовали немцы, что появилась сила против них", — вспоминает бывший курсант Тимохин.
"Немецкие лётчики быстро перестроились. Всё чаще над нашими позициями стали появляться Heinkel He 111 – немецкие средние бомбардировщики. Кстати, Heinkel He 111 – один из основных бомбардировщиков Luftwaffe".
Бомбардировщики должны были добить то, что ещё жило в городе и его окрестностях. Например, гидроэлектростанцию, которая давала ток и помогала городу сдерживать штурм: заводы и фабрики ремонтировали оружие и технику, в госпиталях оперировали…
Наш герой был среди тех, кто оборонял электростанцию. В архивах ОАО РАО “ЕЭС России” мы нашли любопытный документ:
"…летом 1942 года работа цехов Сталинградской ГРЭС уже на 80—90% была направлена исключительно на помощь фронту. Наркомат электростанций и обком Сталинградского ВКП(б) ввиду приближения противника к городу приняли решение об эвакуации всего оборудования, находящегося на Сталинградской ГРЭС. В начале августа начался демонтаж четырёх турбогенераторов и котла №8.
К 16 августа на Урал было отправлено три эшелона с энергооборудованием.
Тем не менее, задачу обеспечивать светом и теплом промышленность города никто не отменял. Несмотря на то, что с первых дней августа 1942 года Кировский район Сталинграда, где и располагалась станция, с немецкой пунктуальностью бомбили самолёты гитлеровцев. Коллективу ГРЭС приходилось работать в условиях постоянных "воздушных тревог".
И вновь слово фронтовику:
"В один из дней поймали воздушную цель. Надо сказать, зрение у меня было отличное, а на дальномере-высотомере я проходил практику в училище. То есть был всесторонне готов.
Чтобы сбить летящий на большой высоте самолёт, стрелять по нему нужно с упреждением. То есть, в ту точку, в которой он окажется через некоторое время. На малых высотах упреждение можно было высчитать визуально. На больших же – только с помощью приборов. Немец летел на высоте примерно 5 километров. Со второго снаряда подбили его. Видим, от "Хейнкеля" отделился парашют. К предполагаемому месту приземления направили разведчиков. Они и привели пленного лётчика.
Тот всю дорогу кричал: "Хайль, Гитлер", а на батарее потребовал показать зенитчика, который его сбил. Показали мы ему пушки, новые приборы наведения. Заткнулся немец и уже больше своё "Хайль" не повторял".
Да, факты подтверждают, что с появлением в Сталинграде новых зенитных орудий немцы стали более острожными. Меньше летали, а, летая, – меньше наглели.
Тем временем обстановка в "котле" складывалась следующим образом.
Снабжение 230 000 немецких и союзнических солдат оказалось на поверку болезненным занятием. Скоро выяснилось, что в середине зимы Luftwaffe не в состоянии осуществлять снабжение армии в глубине России по воздуху с временных взлётных полос. Не хватало транспортных самолетов. В качестве таковых задействовались бомбардировщики.
Но они не могли нести более полутора тонн грузов. Более того, их снятие с боевых полётов скверно отразилось на всех участках фронта. Командование VI-й немецкой армии считало цифру 600 тонн грузов желательной, а 300 тонн – минимальной, при которой армия сохраняла возможность вести боевые действия. Только хлеба зажатым в кольце войскам требовалось сорок тонн в день.
Но обледенение, плохая видимость и становившиеся следствием этого катастрофы пополняли лист немецких потерь. Потери составили 550 машин. Это означает, что треть действовавших самолётов была потеряна вместе с экипажами, став жертвами плохой погоды, истребителей и зениток.
В среднем же тоннаж перевозок в период с 25 ноября по 11 января достигал 104,7 тонны. За этот период удалось эвакуировать всего 24 910 раненых. При таком уровне снабжения люди в "котле" были вынуждены голодать и испытывать серьёзную нехватку боеприпасов.
На участке 2-го батальона 64-го мотопехотного полка находилось нечто необычное – заснеженное поле пшеницы, колосья которой выглядывали из-под снежного покрывала. Ночью немецкие солдаты подползали туда, срезали колосья и также ползком возвращались в свои укрытия, где отделяли зерна и бросали их в сваренный на конском мясе бульон.
Солдаты брали мясо тех животных, которые погибли от пуль, осколков или же умерли естественной смертью и валялись теперь то там то тут, окаменевшие от мороза и превратившиеся в снежные холмики. Это было в декабре 1942 года.
Из дневника немецкого летчика:
"23 декабря. Когда исполненные надежд на лучшее солдаты VI-й армии ждали освободителей, танковые колонны наступавших советских войск уже рвались с севера к лётному полю под Морозовском, в 150 километрах к западу от Сталинграда; от этого аэродрома зависела вся система снабжения окружённой армии. Таким образом, складывалась катастрофическая ситуация.
14 января. Питомник пал. Снабжению по воздуху и эвакуации раненых настал конец. С того момента всё покатилось снежным комом под гору. Последние боевые группы откатывались с фронтов в "котле" в направлении города Сталинграда.
Последние дни Сталинградского котла были ужасны. Жуткий голод и полная беспомощность перед лицом полномасштабного советского наступления привели к быстрому упадку боевого духа и утрате частями боеспособности. Потери росли. Уцелевших охватывало уныние. На пунктах оказания первой медицинской помощи в санитарных частях стояли очереди. Медикаменты и бинты кончились.
Повсюду рыскали шайки мародёров".