Мы были дружны с Леонидом Григорьевичем. Я уважал его как мудрого аксакала. Он, хочется надеяться, ценил во мне профессионала. Когда Лидия Алесандровна Бородина оставляла нас tete-a-tete, Бородин плескал в благородный хрусталь отменный коньяк и, стоя, произносил любимый тост:
"Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!".
Прощание Леонида Григорьевича с нашим бренным миром – ещё один повод помянуть этого удивительного человека. Офицера, чью жизнь и биографию можно и нужно отнести к когорте лучших представителей армии-победительницы. Если бы существовала такая памятная доска, на которой золотом были выбиты имена лучших солдат Отчизны, фамилия Бородина в этом перечне не затерялась бы…
Вспоминаю, как он готовился к 85-летию. Эта новость, кстати, переполошила соседей. Появилась животрепещущая тема, которую следовало немедленно обсудить:
— Восемьдесят пять? А не скажешь. Больше семидесяти не дашь. Моему свекру шестьдесят три, так он выглядит старик — стариком…
— Дети, внуки в гости приедут, друзья соберутся…
— Праздник, наверное, большой получится…
— Конечно, большой. Восемьдесят пять лет ещё прожить надо…
— Интересно, какие подарки будут?..
Последний вопрос оказался самым актуальным. Каждая соседка по данному поводу имела свой особый взгляд и ответ, естественно, знала лучше других. Не поделиться опытом в этой ситуации было бы преступной оплошностью. Поэтому женщины активно, перебивая и не выслушивая друг друга, судачили, что и как нужно дарить мужчине на 85-летие.
Однако ни ушлым соседкам, ни юбиляру и в голову не могло прийти, что среди самых разнообразных подарков окажется настоящий, невообразимых размеров, сюрприз. Он явился в разгар застолья в лице не по-летнему официального чиновника российского посольства, который наповал сразил присутствующих первой же фразой:
- Уважаемый Леонид Григорьевич, позвольте зачитать вам телеграмму президента Российской Федерации Дмитрия Анатольевича Медведева!
Читатель, ответь честно: кого-нибудь из твоих знакомых когда-нибудь поздравлял какой-нибудь президент? Лично я в своей жизни такого случая не помню. Более того: абсолютно не уверен, что он когда-либо может произойти. Поэтому если бы в старенькой "хрущёвке" материализовался инопланетянин, его появление восприняли бы более хладнокровно. Все дальнейшее произошло в обстановке, напоминающей финальную сцену гоголевского "Резизора". С той лишь разницей, что настроения героев были не потеряно — растерянными, а приподнято – воодушевлёнными.
Официальное лицо, меж тем, раскрыло благородного цвета папку и, чеканя слова, прочло:
- Уважаемый Леонид Григорьевич!
Примите мои поздравления с 85 – летием и самые лучшие пожелания.
Участник Великой Отечественной войны, Вы свою жизнь посвятили службе в армии. Всегда оставались верны присяге и офицерскому долгу. А Ваша смелость и отвага в боях с нацистскими захватчиками – были отмечены высоким званием Героя Советского Союза.
Доброго Вам здоровья, благополучия и бодрого настроения.
Дмитрий Медведев…
…Юбилей отгремел. Я сижу в уютной "хрущёвке" и беседую с единственным сегодня здравствующим в странах Балтии Героем Советсткого Союза. Леонид Григорьевич активно от интервью отмахивается, намекая, что столько уже раз о нём писали, что и добавить к сказанному нечего. Убирающая оставшуюся после банкета посуду супруга юбиляра Лидия Александровна принимает мою сторону. Мол, Лёня, уважь человека, ответь на его вопросы.
Трудно сказать, сколь долго длилась бы эта преамбула, не прозвучи, наверное, самый главный для полковника Бородина вопрос:
- Леонид Григорьевич, вам мама в письмах на фронт что писала?
— Когда Донбасс освободили от немцев, я получил из дому письмо, в котором мать написала: сыночек, отомсти за своих друзей. Она имела в виду учеников нашей школы, моих одноклассников. Часть из них партизанила в тылу врага. Многие были схвачены и казнены. Когда в Донбассе стали восстанавливать шахты, буквально в каждой находили тела замученных партизан. Так было и в нашей Сталинской области.
- Интересно, какой смысл мама вкладывала в слово "отомсти"?
— Самый обыкновенный: уничтожь как можно больше врагов. Какой ещё иной может быть смысл?
То письмо я получил на Украине. Каким-то образом о нём стало известно командованию полка. Полк, к слову, не выходил из боев. Мы были вымотаны до предела человеческих возможностей. Казалось, сил не осталось лишний шаг сделать. Комполка говорит перед строем:
— Товарищи бойцы! Красноармеец Бородин получил от матери письмо. Она просит отомстить за друзей. Отомстим, товарищи бойцы?
— Отомстим, — отвечаем. Как иначе? Ведь мало того, что мы были искренними патриотами, так у каждого имелся и личный счёт к захватчикам: кого осиротила война, кому дом разрушила.
Мы хорошо знали, что примерно в тридцати километрах за линией фронта свирепствует немецкий карательный отряд, оставляя за собой только выжженную землю. Полк этих карателей обошёл, неожиданно ударил с тыла. Никто из душегубов не ушёл живым…
Вот таким запоминающимся получился мой ответ на то письмо.
- Это, наверное, была главная идея?
— По крайней мере, одна из главных. Но не слепо мстить, а мстить конкретному врагу. Думаешь, у нас не было возможностей отыграться на населении? Более, чем предостаточно.
На шоссе Варшава – Берлин есть мост через Одер. Для захвата этого моста был сформирован передовой отряд, в который попал и я со своим орудием. Задачу командование поставило так: не ввязываясь в бои, как можно быстрее достичь моста и захватить его. Танки, мотопехота и наша артиллерия летели вперёд, как на крыльях. Вспоминается такой забавный эпизод. Въезжаем в небольшой городок. Он живёт обычной жизнью. Абсолютно не ощущается войны. Пассажирский поезд подошёл к станции, люди выходят, заходят. Магазинчики работают, горожане куда – то торопятся. То есть, всё в немецком городке идёт по давно заведенному неторопливому порядку. И через это бюргерского благополучие и спокойствие пролетает, не задерживаясь, боевой отряд. Думаю, мало кто из немцев сообразил, что на самом деле происходит и чьи войска двигаются по улицам.
Выскочили к Одеру, и буквально на наших глазах мост взлетел на воздух. Успели — таки немецкие взрывники свою поганую работу сделать. И наш доблестный первый Белорусский фронт упёрся в реку. Чем не повод выместить злобу и досаду на жителях того самого городка? Однако такая идиотская мысль никому и в голову не могла прийти. Во-вторых, на этот счёт действовали самые строгие приказы, а нарушителей в лучшем случае после суда военного трибунала ждал штрафной батальон. В худшем – расстрел.
Вот какие законы были…
- Что же дальше, Леонид Григорьевич?
— Дальше был большой и страшный бой.
-Тот самый?
— Крупных сил немцев на другом берегу Одера не было – не успели подтянуть. И был приказ командующего армией: завтра форсируем Одер. Но наша пехота уже по льду мелкими группами переправилась на тот берег. Сначала оседлала дамбу, которая ограничивала воды реки в случае разлива, а потом двинулась вперёд ещё метров на 200.
Я к тому времени уже не один раз переправлялся под вражеским огнём через большие и малые водные преграды и хорошо понимал, что такое переправа и как она должна происходить по планам, а как происходит фактически. Планами тебе дают направлении, цели, ставят задачи. Но когда начинается форсирование и по тебе безжалостно лупят из всех видов оружия, очень многое меняется.
Смотрю по сторонам. Соседние расчёты цепляют пушки к машинам и пробуют проскочить на ту сторону реки на скорости. Думаю: так дело не пойдет, немец не дурак, перещёлкает машины по одной. И выбрал другой вариант.
76 – миллиметровая пушка весила 1116 килограммов. Решил катить её по льду. Немцы вряд ли обратят внимание одинокое орудие, им в этой каше будет не до меня. Поставил задачу расчёту, выпили водки для храбрости, скинули шинели, телогрейки, и по льду орудие покатили. Стреляли по нам безбожно, но переправился расчёт благополучно.
Отошли от берега метров 200-250 и закрепились. Метрах в трехстах прямо перед нами шоссейная дорога. Танки, машины с мотопехотой. Немцы подтягивают войска, чтобы залатать дыру в своей обороне. Так что нам боя ждать не пришлось — он сам к нам пожаловал.
Едва установили пушку, я сразу скомандовал:
— Прицел 12, упреждение – полтанка! По первому – огонь!
Первый загорелся. Сразу перенесли огонь на бронемашины, на грузовики. Авангард колонны разбили, остальные машины развернулись – и назад!
А дальше начался кромешный ад. Немцы пытались во что бы то ни стало столкнуть нас с плацдарма. Если б им удалось выйти к берегу, форсирование Одера далось бы нашему фронту большой кровью. А фактически оно стоило лишь крови передового отряда.
Два дня мы отбивались от наседающих танков и мотопехоты. От моего расчёта, составленного сплошь из белорусов, в живых не осталось никого. Наводчика Карабу, например, на второй день убило. Верхнюю часть головы снарядом бронебойным снесло, только нижняя челюсть осталась. От орудий – только моё. Я на орудии и за командира, и за наводчика.
Собрал вокруг себя оставшихся в живых, но выстоял.
Бой затих. Смотрю – идёт группа офицеров прямо ко мне. Впереди командующий фронтом Маршал Советского Союза Жуков:
— Молодец, сержант! Я наблюдал за боем. Молодец!
И генералу какому-то говорит:
— Представить к званию Героя!..
…Это лишь крохотная часть биографии Героя Советского Союза Леонида Григорьевича Бородина. Всю пересказать невозможно. Ведь в войну и после неё служил он по принципу "или грудь в крестах, или голова в кустах".