Присутствие СМИ требует от фигур высокого ранга быть не только подкованными наездниками с отработанной тактикой, но и превосходными актерами, способными не только срывать маски с оппонентов, но и без лишней суеты менять собственные.
О психологии политической деятельности мы говорили с литовским политологом, философом, бывшим членом Европейского парламента профессором Леонидасом Донскисом.
- Господин Донскис, что же это такое — психология политической деятельности?
— Прежде всего, не каждый человек хочет заниматься политикой и не каждый может. Об этом писали классики политической мысли, начиная с Макиавелли. Они считали, что существуют какие-то особые люди, которые просто не могут жить без действия. Но при этом они осознают степень риска и разных угроз, которые возникают в этом поле силы и соперничества.
Однако XX и, особенно, XXI века ввели другие правила игры, формирующие новый, особый тип политика – человека полностью зависимого от средств массовой коммуникации и вообще от информации.
В XIX веке с появлением печатной прессы возникает один тип личности, в XX веке волны радио заставляют ее переключиться на другой вид коммуникации, телевидение можно назвать началом революции, которая изменила характер политики. Я смотрел документальный фильм о Великобритании: о том, как некоторые, даже сильные политики, потерпели полный фиаско из-за телевидения. Люди не смогли скрыть во время шоу свои слабости, страх, например, капли пота на лбу.
В жизни всё случается по тому же сценарию – зачастую опытные политики проигрывают дебаты молодым, более харизматичным. Политик-актёр - это не просто манипулятор, который говорит с толпой. Это уже не феномен Гитлера и не феномен Муссолини. Появился новый тип политика – политика-артиста, человека импровизирующего, способного выдержать серьёзную дискуссию и ненастроенного показывать слабость.
- Этот тип жив и сегодня?
— С появлением интернета – это сложного мира социальных серверов, программ и сетей, мира Faceвook и Twitter начинается проявляться вся подноготная, преисподняя или рай каждой личности. Это абсолютно новая реальность.
В Европарламенте работая с коллегами, я видел, как политики меняются на глазах из-за социальных сетей. Они – коммуникаторы. И, даже не поверите, но в психологически делят себя на 2-3 персоны. Одна персона участвует в дискуссиях, другая занимается Twitter и Faceвook, в то же время третья персона даёт указания. Сейчас политик — это не просто волевой человек, настроенный на борьбу, на конкуренцию. Или человек, у которого есть цели, ярко-выраженная программа, система действий – у кого их сегодня нет?
Политик сегодня — это человек, который обязан не только бороться с конкурентами и с врагами, но еще и обязан нравиться публике.
- Извините, профессор, что подразумевает такая «многоликость»?
— Я немного пооткровенничаю. Мой мандат закончился и я вернулся к философии, профессором которой являюсь. Будучи теоретиком, комментатором, аналитиком, политиком и правозащитником, я наблюдал за всем происходящим в ЕП изнутри и понял, что очень часто люди, затянутые в политику, достаточно подавлены, несчастны. Ведь сделать выбор иной раз очень тяжело. Потому что ответов на многие вопросы просто нет.
И как нравиться, сохранять при этом свой авторитет и взгляды? Как говорить правду, не лгать людям и подходить ко всем вопросам со всей ответственностью, не становясь чужим и неприятным? Как нравится и оставаться в то же время самим собой? Вот и ребус.
Ведь каждый знает из личной жизни: когда мы хотим нравиться, мы, как правило, говорим что-то приятное. А если мы говорим неприятное? Это участь педагога. Потому что педагоги должны создавать личность студента, они говорят часто горькие вещи, но они обязаны это говорить. Однако, когда психологически мы хотим нравиться, мы говорим то, что от нас ожидают.
Что касается политика – он существует в условиях трудно разрешимой дилеммы. С одной стороны – соблазн говорить, чтобы нравится, чтобы тебя выбирали. А с другой стороны – ты обязан говорить правду. И вот что выбрать в этой ситуации?
И тут люди и делятся на две категории: на более порядочных, которые как бы включают все пласты своей личности и, будучи одаренными коммуникаторами, все- таки сохраняют симпатии людей. Вторая категория — слой популистов, полностью подстраивающихся под массы.
Популисты всегда используют ассоциации, фобии, очень часто — стереотипы. Они этим пользуются и говорят то, чего толпа ожидает. Выходит, что политик – это администратор, который может давать указания только в рамках офиса, но при том служить обществу.
- Насколько общество в целом политически активно?
— Человек общественный – это человек, который сохраняет свою индивидуальность, свою совесть и, в то же время, полностью отдает себе отчет в том, за кого он отвечает и за что. Есть общества, например, в которых люди много читают. Всегда и везде люди считали, что Россия – страна, где люди часто и много читают. Так было, я не знаю как сейчас. Сделало ли своё пагубное дело телевидение в России, не знаю. Но всегда Россия славилась любовью к чтению. Особенно женщины. Я сам когда-то в Москве видел, как много женщин читают в метро. Россия всегда воспринималась, и на Западе тоже, как страна очень просвещенная, интеллигентная и много читающая.
Традиционно Скандинавия считалась регионом читающим — Швеция, Финляндия, Германия. Но это, наверное, сильный отпечаток протестантской культуры, где люди читают библию.
Что касается католических стран, трудно обобщать, но Франция всегда славилась своим читающим населением. Я преподаю в Италии, вижу страну, в которой люди читают.
Наконец, Литва. Да, есть, конечно, и в Литве какие-то слои просвещенные, интеллигентные. Но, к сожалению, должен сказать, что Литва — страна очень телевизионная. Поэтому телевидение играет огромную роль в литовской общественной жизни. И политический юмор в Литве, и критика, и популярность политика – все это держится на телевидении, абсолютно все. Литовцы меньше прислушиваются к голосу аналитиков, политологов – к ним, наверное, прислушиваются только сами политики, дипломаты. Но простые люди, я считаю, больше доверяют телевидению.
Что касается интернета – это быстрая информация, способ быстрого обмена информацией. Она очень удобна для революционных вещей, ситуаций жестких, жестоких – в сети это все поощряется. Работу аналитической мысли спокойной назвать нельзя, ведь от тебя все чего-то ожидают: какой-то сенсации или ярко выраженной позиции. Сильной позиции.
- Но, говорят, электронные СМИ – это еще и подача упрощенной, порой примитивной, информации…
— На людей всегда сильнее действуют сцены насилия или жестокости, транслируемые в СМИ. Например, брутальная жестокость полиции, толпы.
Это само по себе является актом абсолютно ужасным и не допустимым даже без большого количества информации. Люди не сталкиваются с самими процессами, но им о них рассказывают в определённом ключе. В то же время люди не изучают документы. А названиями документов уже управляют профессионалы.
Поэтому выигрывают те, кто наиболее упрощенно и быстро интерпретируют факты в выгодном для себя свете – в том виде, котором люди могут это наиболее быстро воспринять, понять.
С одной стороны, это искусство политики, потому что ты понимаешь: люди не изучали программы и документы. Даже не все политики читают документы Евросоюза, потому что это довольно-таки сложная вещь. Это документы масштабные, огромные. Как правило, советники политиков – самые просвещенные люди, самые профессиональные, изучившие каждую букву документа.
Выше стоят политики, получающие указания советников. А далее все это преподносится более общо и упрощенно избирателям, обществу. Благо, если общество доверяет политологам, людям знающим. А что, если оно доверяет СМИ — без анализа, без сравнения с тем, что говорят эксперты?
Начинается противостояние тех, кто видел, анализировал, интересовался и знает по-настоящему, с теми, кто слышал, нахватался всего по чуть-чуть, кто читал, но не дочитал. Человек человеку – рознь. Подходы и степень информированности являются очень разными. Получается асимметрия. Потому что с одной стороны, люди, которые знают и понимают, за что они борются, и какие идеалы они оспаривают или какие идеалы они защищают. А с другой стороны люди, которые ждут сигнала, указаний, символов, но у них нет позиции.
Выигрывает их души тот, кто является более секси, кто является более привлекательным, кто более внятно говорит или кто посылает какие-то более приемлемые знаки.
- Не могли бы вы на основе уже сказанного охарактеризовать ситуацию на Украине?
— Трагедия.
Это страна, которую я люблю, за которую очень переживаю, у меня есть близкие друзья там.
Наверное, талант политиков уже не в том, кто пошлет наиболее популярный сигнал – сильный, окрашенный, яркий. Талант в том, у кого будет больше разума и мудрости как-нибудь охранить Украину от кровопролития и от трагедии.
Это страна со своими внутренними контрастами – это Украина Киева, это – Украина Львова, есть ещё Украина Харькова и Луганска, Украина Донецка, Украина Одессы. Есть люди, которые хотят мирным путем протестовать. Всегда появляются в таких ситуациях радикальные элементы, которые как бы кормят и поддерживают не мирные переговоры и протест, а именно конфронтацию. Появляются провокаторы.
Все круто замешивается интернетом. Я вижу в FB, с какой скоростью люди информируют друг друга. Сейчас FB становится той виртуальной реальностью, в которой ты можешь судить, получать информацию. Но по FB бродит масса дезинформации. Очень много каких-то исторических оценок-переоценок. Очень много лжи. Много таких точек зрений, которые я считаю просто безответственными.
И как ориентироваться человеку наблюдающему? Я хотя бы смотрю, кто пишет. Пишет профессиональный журналист или частное лицо, комментатор серьезный или человек, который просто хочет вечерок скоротать? Нужно балансировать – смотреть и читать все, но не всему верить.
- А какова ваша личная позиция?
— Я болею за Украину. Но упрощать всё и говорить, что происходит просто какая-то борьба святых сил – это неправда. Потому что есть свои провокаторы и на майдане, есть и титушки, и есть националисты — там все есть.
Важно сохранить умение выслушать две-три позиции. Это необходимо. Потому что если нас будет формировать с одной позиции плюс те, кто громко кричит, крах неизбежен.